Кто знал, что это выступление заставит слушателей подняться со своих мест и аплодировать стоя? Многие. Но только не те, кто находился в зрительном зале под магией звуков. Никто из них не ожидал ничего подобного. Такт сливался с тактом, создавая нечто невообразимое. В мелодии отсутствовали пробелы тишины, срывы. Каждая нота звучала ровно столько, сколько нужно было.  Сердца народа щемила музыка, пропитанная душой музыканта. Рояль пел, и пели души в такт. Трепетали, раскрывались как можно шире, пропитывались мелодией, затем сжимались и снова раскрывались. Ровно по ритму, но нежно. Каждый, каждый из присутствующих тонул в своих мечтах, родившихся под эту божественную музыку.
Тонкие пальцы цвета слоновой кости скользили, парили, бегали по клавишам, перебирая под собой то темную, то светлую. Молоточки посекундно задевали струны, заставляя петь каждую. Сердце отбивало четкий ритм, а этому пульсу следовала и вся музыка. Грудная клетка совсем, казалось, прекратила вздыматься под женским, тихим, но страстным к жизни дыханием. Все замерло, кроме души и сердца. Оба нежились в разноцветных лентах звука, сливаясь и теряясь где-то между.
Буря эмоций, крики, свист, оглушающие аплодисменты, усыпанная цветами сцена. Алый рояль поник в тени, а зал затих, словно исчезнув без света огромных люстр под потолком.  Все огромное множество зрителей сейчас муравейником заполнило холл, создавая шум богатыми на эмоции  разговорами об увиденном. Этот день запомнился каждому, побывавшему сегодня во дверце искусств.

- Августина, это было потрясающе! Ты представляешь, что тебе светит?! - Из коридора доносился топот, шепот и громкий, мужской баритон. Звуки постепенно приближались, а шум множества ног увеличивался. Совсем скоро в широких дверях появилась толпа, где постоянно мелькали диктофоны, блокноты с какими-то записями, микрофоны, мини-камеры. Всю эту ораву "возглавляло" две фигуры, одна из которой - невысокая, красивая девушка лет семнадцати. Возле нее, постоянно что-то восклицая с торжественным хлопаньем в ладоши, мельтешил статный мужчина с грубыми чертами лица.
- Августина! Ты утерла нос всем, кто говорил тебе о дыре! Ты - талант! Самый настоящий! Тебя уже желает забрать под свои руки множество продюсеров! Подумай только, - глубоко вдохнув и закатив глаза, мужчина начал таинственным, полным предвкушения голосом, - что тебя ждет... Море, белый пляж, вилла, яхта, океан мужчин с букетами из ста роз, множество завистников, слава, деньги! Тебя ждет рай! - В конце концов, вскочив перед девушкой, он схватил ее за хрупкие, узкие плечи и не сильно потряс, стараясь заглянуть в морские глаза.
- Да, знаю, - устало улыбаясь и нежно смотря на мужчину, ответила та, которую, судя по всему, и звали Августиной, - слушай, Рене, нет сил... Я так устала, правда. Мне бы сейчас обычную постель, а белые пляжи с виллой подождут, думаю, - шутливо закончила девушка и обернулась. Открыв рот для того, чтобы что-то сказать толпе журналистов, Августина только провела глазами опять появившуюся перед глазами фигуру мужчины, который, аккуратно, но с силой "отталкивая" ораву, постоянно повторял "Потом, господа, потом! Пианистка устала! Ей нужен отдых! Потом! Все потом". В конце концов высокие, массивные двери захлопнулись со слабым грохотом, а в просторной комнате воцарилась относительная тишина. Августина, еле передвигая ноги от изнеможения, доползла до мягкого, роскошного дивана и упала на него, расслабившись.
- Рене... А мы поедем в Германию, а? А возьмем маму и папу? - Каким-то детским, наивным голоском начала девушка, смотря в потолок. Непонятно, откуда взялась усталость, но это уже не впервые. Всегда после концертов Августина испытывает подобное. Просто хочется спокойствия, ничего больше. Рене же, тем временем, поднес на подносе для пианистки графин и стакан. Поставив это на стол, мужчина налил немного воды и протянул девушке, ответив более-менее спокойно:
- Да, конечно поедем, Августина... Семья Грин прославится своим талантом в глазах и этого прекрасного народа. - Наблюдая взглядом за тем, как пианистка осушила стакан, и приняв его к себе в руки, мужчина присел на краешек низкого стеклянного столика. Глаза стали совсем спокойные, а губы еле растягивались в тонкой, чуть заметной улыбке.
- Знаешь, Рене, я ведь так хочу в Германию... Я мечтаю сыграть на немецкой публике. Они, говорят, понимают музыку... Было бы забавно, если бы они поняли и меня, - продолжила Грин младшая мечтательно, глядя, казалось не в белый потолок, а в никуда, ведь когда в мыслях мечты, зрение становится совершенно ненужным. Уже где-то там, в своем мире, ее пальцы опять скользили по клавишам великолепного рояля, а боковое зрение улавливало взгляды немцев. О... Как же она любила этот народ, его культуру. Язык вызывал дикое эстетическое наслаждение, с которым не сравнится ни что. Несравнимо с чем-либо. Подобия нет. Это уникальность. Августина всем сердцем была отдана Германии. Девушка была готова хоть сейчас отправиться жить в каком-нибудь тихом городке среди тихих гор. Уже сейчас, пусть, несовершеннолетняя, но она чувствовала на языке вкус истинного немецкого пива, а на ушах лежала чистейшая немецкая речь.
Синие как море, глубокие, нет, бесконечно глубокие глаза скрылись под веками. Нет, Августина не заснула. Она утонула в мечте. Рене же, нежно улыбаясь, понимая, в чем дело, тихо встал и отошел к окну, присев на теплый паркет и тоже уйдя в мысли, неосознанно бегая глазами по панораме английского города Лондон. Мысли о том, что ждет это создание, спящее в мечтах вот там, за спиной на диване, прервал ее же голос:
- Рене, разве нам не стоит ехать? - На эти слова мужчина обернулся и, улыбнувшись, вскочил с пола. Быстро пройдя к высокому шкафу у двери, он достал черное, длинное пальто и бежевую курточку. Первое он бросил на кресло, а со вторым в руках подошел к дивану. Протянув учтиво руку, Крам опять улыбнулся.
- Прошу, мадам, - прозвучало от него, а от этих слов Августина, чуть смутившись, взялась за его руку, встала с ложа и оделась не без помощи джентльмена.
- Мы ведь домой? - Задала она вопрос, застегивая курточку и косо глядя на одевающегося Рене.
- Нет, конечно. Как же можно не отметить столь блистательное выступление, а? Да и журналисты сейчас передохнут от жажды интервью с тобой, милая, - опять мило улыбаясь, ответил Крам.
Высокая, массивная дверь со скрипом открылась, выпуская из просторной комнаты отдыха пианистку и ее спутника в деле выступлений.

С приглашения молчаливого мужчины в черных очках, оба сели в не особо дорогую, судя по внешнему виду, машину. Мало того, самую обычную и прилично дешевую. Позорно, да? Для таких людей не такие лошади должны стоять у в хода в дворцы. Но... Да какие деньги были у Августины и ее семьи? Никаких, в общем. Какие деньги дало это выступление? Большие, но их хватит только на путевку в Германию. Сейчас, главным было показать себя и набрать обороты, а дальше все будет путем - так постоянно говорил Рене. Сейчас же, обороты набирала только машина. Мчась по оживленному городу, она давала возможность Августине насладиться видами из заднего окна. За девушкой боковым зрением наблюдал мужчина, сидящий рядом и спокойно улыбающийся непонятно чему. "Как же прекрасен ребенок, наделенным божественным талантом и стремящийся к жизни..." - это были последние мысли  Рене.
Машина со свистом перевернулась два раза в воздухе и упала назад на колеса, но лобовое стекло пробило бревно, пробив и сняв заодно голову водителя с плеч. Легковушку провертело еще на месте два раза, ибо край задел несущийся мимо грузовик. Крик, грохот. Высокие, красивый прежде, наверно, мужчина вылетел на асфальт, а его лицо было на лицо не похоже со стороны, на которой лежало - кровавое месиво, где проглядывалась белая кость. Грудь зажало, а узкое платье только мешало дышать. Содрав с себя куртку в крови, девушка, еле дыша, зубами открыла дверцу машины и упала на колени, успел опереться о руки... Взгляд машинально упал на них.
- Пальцы... Мои пальцы.... Мои пальцы!!! - Дикий девичий крик вырвался с груди, а с глаз потекли слезы. От пальцев пианистки остались лишь намеки в виде лоскутков кожи, свисающих с окровавленной кисти. Утопая в слезах и не сдерживая плачь, уже не плач, а рев, девушка проползла на четвереньках к заду машины, а затем и к противоположной стороне, желая увидеть еще одного человека.
- Рене!!!
Крик. Ужасный. Слышный в следующем квартале. Он глушил всех вокруг, но пытался заглушить лишь боль.