ВУВА.
Житейская солянка.
Вечером 14 сентября всю округу в Марьино затянуло туманом. Он стлался плотной пеленой по реке, полям и лесу, стоял недвижно между домами, расходился фантастически гигантскими веерами, располосованный светом редких фонарей, пробивающимся сквозь кроны прибрежных деревьев. Машины, обычно мчащиеся с огромной скоростью мимо деревни, раскинувшейся у реки, в этот вечер ползли как черепахи, нащупывая себе дорогу в расплывшемся молоке тумана. Свет фар, рассыпаясь в мельчайших капельках влаги, плыл радужным ореолом над машинами…
Моргнув правым поворотом, белая «девятка» неуклюже перевалилась с главной дороги на песчаный просёлок и пошла, приседая и подпрыгивая на ухабах, мимо полуразвалившейся изгороди совхозного ПТО, за которой смутно чернели остовы тракторов, комбайнов и прочей техники, ставшей в разное время на прикол из-за хронической нехватки запчастей и раскуроченной в ходе затянувшейся кампании приватизации и прихватизации.
За ПТО проплыли и пропали во мгле приземистые строения хранилищ с пустыми глазницами оконных проёмов, мелькнули перильца расшатанного мосточка через овраг, матово пыхнула в свете фар табличка дорожного знака с осыпавшимися и полуоблезлыми буквами, и потянулись по сторонам бревенчатые дома центральной улицы Марьино, деревни в сотню разнокалиберных домов от махоньких теремков, опушённых вагонкой, до огромадных «пятистенков» с резными балконами и затейливыми наличниками. Лишь в центре деревни, на месте, где когда-то стояла часовня, возвышался помпезный Дом культуры, отгроханный из силикатного кирпича, спроектированный архитектором, не иначе, как с глубокого похмелья. Рядом с ним ещё ютилось пять домиков, также из кирпича, возведённых в своё время для передовиков производства.
Несмотря на относительно раннее время, было около десяти вечера, лишь в некоторых домах теплился электрический свет, да кое-где окна мерцали бликами работающих телевизоров.
В машине было дымно, шумно и весело. Бублик со товарищи возвращался с очередного круиза по окрестным деревням.
- А я ей и говорю…
- Да ты меня, меня послушай!!!
- А она мне…
-Да ты чё, этому козлу поверил, что ли?..
Неожиданно эту какофонию прервал крик Бублика, ударившего по тормозам:
-Куда ты прёшь, падла?! – Из тумана внезапно вынырнула фигура человека, выписывающего замысловатые кренделя навстречу идущей машине.
Захлопали дверцы остановившегося «жигулёнка», высыпали оттуда бравы молодцы, намереваясь объяснить несчастному популярно правила дорожного движения… И уронили бы они его на землю, и потоптались бы на нём, разминая занемевшие в тесноте суставы, соревнуясь в знании физиологии человеческого тела, да только Бублик, всё тот же Бублик(!), внезапно удивился, изменившись в лице и в голосе:
- Вува?!.. Вува, ты что ли?!
- Нет, нарисовано! – Вува, а вернее Вовка Чумаков, расхрабрился, признав в обступивших его людях своих старых дружков. – Чё надо?!
Его дерзкие слова были встречены дружным хохотом. Недоразумение было тут же втоптано в грязь вместе с выкуренными сигаретами, ведь столько было совместных похождений, оставшихся лучшими воспоминаниями об ушедшей юности.
- Вува, поехали с нами бухать, а? У меня сегодня Ленка на смене…
На лице Вувы мучительное раздумье: и хочется, и колется… Вернее, хочется однозначно, только как бы дело обставить?
- Короче! Вы езжайте, а я счас приду… Да приду, точно!
Он проводил взглядом тронувшуюся машину и двинулся в темноту, старательно ловя ускользающую из-под ног дорогу, то и дело попадая в выбоины, заполненные водой. Свернул на улочку двухквартирных брусовых домов с крашеными верандами и остановился у калитки, сваренной из тонкой арматуры. За калиткой, в глубине двора, маячили два квадрата окон его квартиры. И вот тут – на финишной прямой – Вува расслабился и, ступив мимо мосточков, рухнул в кусты смородины, насаженной вдоль тротуара…
Обида и злость переполняли Вуву, когда он очутился наконец на крылечке у входной двери. Схватившись за ручку, он что есть мочи принялся пинать по двери, приговаривая: «Открывай, стерва! Откры-в-а-й!»
На веранде вспыхнул свет, прошлёпали шаги по коридору и вниз по лестнице, щёлкнул врезной замок, и Вува тут же увидел в окне удаляющийся силуэт жены. Ах так! Он распахнул дверь, намереваясь бежать следом, чтоб наказать, проучить, чтоб неповадно было к нему так неуважение выказывать!
Но вот эта лестница, застеленная треклятым половиком, на котором он съехал однажды со ступенек, чуть не сломав себе шею. Опасно! Лучше для надёжности на четвереньках…
Жену Настю он нашёл в зале у телевизора. Она даже не взглянула на ввалившегося в комнату мужа, всем своим видом показывая полное равнодушие к происходящему, лишь опухшие глаза да плотно сжатые губы выдавали истинное её состояние.
- Сидит!.. Вяжет!.. – Скривился Вува. – Жена! Дай на бутылку!
Та разлепила непослушные губы:
- Нет у меня на бутылку. Завтра хлеба купить не на что.
Замершие было спицы замелькали с прежней быстротой.
- Мне надо на бутылку! – упрямо повторил Вува, выруливая на середину комнаты. По паласу потянулась цепочка из песка и глины.
- Да что же это такое, в конце-то концов?! – всё-таки не выдержала Настя. – Посмотри, что ты вытворяешь, скотина!
Вува недоуменно оглянулся, сконфузился:
- Заткнись, дура!
Потёр, похлопал штаны, кое-как стащил набухшие грязью ботинки, бросил их у печки, передохнул немного и снова пристал:
- Мне надо на бутылку!
- На бутылку тебе надо? Нажрался, как свинья, и тебе всё мало, да?! Ты хоть посмотри, на кого ты похож!
- Я? На человека, на кого ж ещё?! – с видимым удивлением произнёс Вува, попытавшись расправить плечи.
Честно говоря, ему уже не хотелось никуда идти: на улице холод собачий, а тут тепло, уютно, жена… Ей даже идёт такой воинственный вид!
- Ладно, Настя, давай так… Сегодня я ещё выпью, а завтра даже не опохмелюсь! Хочешь?
- Да плевать я на тебя не хотела, бич несчастный! Ты когда копейку денег домой последний раз принёс? Когда хоть буханку хлеба купил? Н-е-т! Вместо того, чтоб о сыне позаботиться – о себе-то я уж и не говорю, мне от тебя ничего не нужно, - вместо того, чтоб сыну что-нибудь купить, ты лучше пропьёшь всё, лучше к Вальке-спекулянтке за самогоном сбегаешь!
- Это я-то денег не носил? Я не носил?! – брызгая слюной от возмущения, заорал Вува. – А вспомни, кто это всё купил, а?!
- А что всё-то?! – ещё больше возмутилась Настя. – То, что ты покупал, так уж больше половины сам и пропил, что не так? Что я могу вспомнить за три года? Компании твои б…е, друзей твоих, алкашей несчастных, перегаром да потом провонявших? Что ещё-то?
Вува, до того переминавшийся с ноги на ногу в грязной лужице, угрожающе накренился вперёд, глаза хищно сощурились.
Ещё хоть одно слово про моих друзей, и я тебя застрелю!
- Ой, ой, напугал! Стреляй! С тобой, гадом, всё одно – не жизнь, а мука одна! Запиться-то вы, сволочи, никак не можете, никак не… Придурок! – испуганно вскрикнула Настя, отскакивая от бросившегося в её сторону с перекошенным от ярости лицом мужа, пролетевшего мимо к дивану. Упав на колено, Вува принялся шарить по днищу дивана, нащупывая спрятанные там ружьё и патронташ. Настя волчком закрутилась по комнате, сорвала с вешалки куртку и бросилась на улицу.
Когда, зарядив ружьё, Вува выскочил на крыльцо, жена исчезла в тумане. Он ринулся было следом, но, выбежав за калитку, остановился. Пальнул вверх, поскакал туда-сюда, изрыгая проклятия, потоптался ещё, а потом поплёлся обратно к дому.
…Добрёл до крылечка, бросил в угол ружьё, сел и задумался о том, что же ему теперь делать дальше…
Был ли у Вувы выбор, как поступить? Душа ещё рвалась прочь, ещё заходилась в крике, моля о пощаде: «Опомнись, пока не поздно! Беги к жене, упади в ноги – она поймёт, забудет, простит! Ты же катишься в пропасть, сшибая на своём пути все преграды, не в силах остановиться. Сегодня ты чуть не убил жену! А дальше? Дальше-то ч-т-о?! Беги… ну же!»
Тянется душа к светлому, к доброму, к вечному, куда ж ей ещё, маетной, тянуться-то? «Поймёт? Забудет? Простит? А что тебе прощать?! Ты только представь её торжество, когда ты приползёшь к ней на коленках: ага, значит, я была права!!! Ты этого хочешь? Этого?!»
Вува сидел на крылечке, жадно курил – сигарета, не успевая сгорать, углилась длинной головнёй – и с каждой секундой всё острее, всё отчётливее понимал, что жену искать он сейчас не пойдёт: одно слово и вспыхнет новый скандал. Неминуемо. Надо быть наивным, очень наивным, чтобы надеяться на то, что она сразу простит. Идти на мировую надо, но не сейчас.
Однако и дома он оставаться тоже не мог – одиночество давило на уши гулкой тишиной, наполняло всё нутро тоскливой пустотой отчаяния и безнадёжности. Вува чувствовал себя отрезанным от всего мира: унесённым в открытое море на льдине, заблудившимся в безводной пустыне, затерявшимся в бескрайней тайге. Льдина таяла, трещала и рассыпалась среди хоровода акул, знойное марево плыло перед глазами танцем миражей, дикие звери терзали его беззащитное тело… «Лю-ю-у-у-д-и-и! А-у-у-у! Нас-тю-х-а-а!..»
… А Настюха чего? Она сидит себе у матери и слёзы льёт в три ручья. Ей и себя жалко, и Вуву непутёвого жаль, и страшно – ведь застрелил бы, гад, если б не убежала! По глазам его шальным видела, что пальнул бы, не задумываясь! И уже корила себя, что не подала ему этих денег несчастных – пусть бы подавился… Ведь не то слово, что жаль ей, ведь другой раз и сама бы предложила. Но он же напивается до потери пульса, приползает домой, свету белого не видя, назавтра: ах, я бедненький, ах, мне плохо! День так, два, неделю… Хоть бы по дому что сделал… А поперёк слово скажи – сразу кулаками махать начинает! А она ещё и опохмелять паразита должна? Да на кой ей такое счастье?! Может, действительно, на развод подать?
Что делать, как быть? То ли одной остаться с ребёнком на руках, то ли терпеть унижения и дальше? А вдруг дальше ещё хуже будет? Куда деваться? Запуталась Настя, совсем запуталась…
- Тоже мне, половой гигант нашёлся! Чуть тёплый, а всё туда, на подвиги тянет. Вставай, Вува, давай выметайся, тебя ещё мне не хватало! – Тонька Павлуха никак не могла растормошить валявшегося на половиках у стола нежданного кавалера, который на все её ухищрения лишь что-то мычал.
Зайдя в дом, Вува, пытаясь заговорщицки подмигнуть хозяйке, попросил у неё стакан чаю, нахально двинувшись прямиком к столу. Но стоило ему сесть у самовара, как какая-то неведомая сила свалила его со стула, он рухнул на пол и уж больше не двигался.
Убедившись, что гостя не выдворить, Тонька в сердцах выругалась, пихнула Вуве под голову старенький ватник и оставила его в покое. Спать легла, не раздеваясь и положив для смелости под подушку увесистую скалку. Свет оставила включенным – вдруг гостю приспичит ночью, будет шариться впотьмах, ещё неладно наделает…
Вува проснулся под утро.
Долго ошарашено крутил головой, не понимая, где находится, и как тут оказался. И чего его к Павлухе понесло, не мог у Бублика остаться?! Вот и помирился с женой, называется… У Вувы было так пакостно на душе, что, уходя, он даже не взглянул на Тоньку. Ну её!
Ноги сами понесли его в ту сторону, где жил Юра Бублик. Не могли же они всё выпить, что-то должно остаться!
А ПРОБЛЕМЫ? ПОТОМ, ПОТОМ…
… Промелькнули три года, пришёл год двухтысячный. Обещанный конец света не наступал, жизнь в стране, взбаламученная полтора десятка лет назад, потихоньку входила в русло. Но это была уже не та жизнь, не та страна.
Большие перемены не обошли стороной и такое захолустье, как Марьино.
Когда развалился обанкроченный совхоз, на его базе были созданы два крестьянских хозяйства, одно из которых возглавила Павлова Тонька, или Павлуха, как её прозывали. Дела пока, правда, в обоих хозяйствах шли ни шатко, ни валко: не до жиру – быть бы живу!
Бублик основал свою фирму, занимающуюся заготовкой и распиловкой леса, строительством и оказанием посреднических услуг. Фирма ЧП «Бубликов Ю.И.» шла в гору. Юра ради престижа даже джип купил для деловых поездок. Но в основном по-прежнему раскатывал на своей белой «девятке».
На ней он однажды и встретил бредущего по улице Вуву, небритого, опухшего, с заплывшими глазами. У Бублика сразу упало настроение – век бы его не видеть!
Сколько раз они с Вувой «за жизнь» спорили до хрипоты, ругались… Бублик уговаривал Вуву за ум взяться, сам работу предлагал – ведь руки у Вувы очумелые, на какой только технике не работал! Вува обещал подумать над его предложением, но дальше этого дело не шло.
Он неделями ошивался у своих знакомых, перебиваясь случайными халтурами, обильно сдобренными самогоном, и лишь когда каждая клеточка тела начинала содрогаться от похмельного синдрома, шёл с повинной к своей матери с твёрдым намерением «завязать», взяться за ум и начать новую жизнь. Терпеливо выслушивал причитания старушки, поддакивал, начинал что-либо делать по дому. Но хватало его ненадолго. Через неделю он становился злым и раздражительным, особенно при упоминании о Насте, занявшейся пошивом одежды на заказ и, по слухам, заимевшей хахаля. В общем, спустя пару недель всё начиналось по новому кругу, начинался новый запой.
- «Век бы его не видеть!» - Но мог ли Бублик проехать мимо?
От предложения прокатиться Вува отказываться не стал, но как только сел в машину, сходу спросил, заискивающе глядя в глаза:
- Юра, у тебя червонца не найдётся?
- Перебьёшься!
- А-а, так ты опять жизни учить меня будешь?! – сразу вскипел Вува, схватившись за дверную ручку. – Тормози, Бублик!
Тот схватил Вуву за плечо:
- Подожди… Да подожди ты! Помнишь, как ты со штакетиной бегал, когда меня в Верховье поленом у клуба шарахнули, а потом ногами запинывали? Помнишь? Я тебя уважал тогда – братом ты для меня был, понимаешь?! А счас… Что с тобой стряслось такое, что ты тряпкой стал? Что? Не въеду я никак!
- Да пошёл ты! Бра-том б-ы-л!.. Тормози, говорю!
- Вовка! Подожди!
- Тоже мне, благодетель! Скажи лучше, что «чирика» жалко!
Бублика затрясло. Распахнув куртку, он достал сторублёвку:
- На, держи! И вали отсюда, а то дышать нечем!
- Ух, ты! Извините меня, пожалуйста, Юрий Иванович, что атмосферу вам испортил! Да не тряси ты сторублёвкой-то – перебьюсь я на изжоге!
Вува открыл дверцу, вывалился на землю и побрёл к деревне.
- Что ты делаешь, придурок? – в сердцах закричал Бублик, выскочивший следом. – Жизнь пройдёт, понимаешь? Не вернёшь её! Ведь сын твой Лёшка скоро дядей тебя называть будет!
Вува круто остановился, зло, с издевкой спросил:
- А почему дядей, Бублик? Может, ты папой стать хочешь?!
Больше он ничего сказать не смог – удар в челюсть с ног свалил. Бублик бросил мятую сторублёвку, развернулся и со стоном пошёл к машине.
В тот день Юра Бублик напился. Напился до умопомрачения. И понесло его, и уже не соображал, куда едет, и что делает…
Ночью в реанимацию районной больницы поступил новый пациент, привезённый с места автокатастрофы с сотрясением мозга и многочисленными переломами. Юрию Бубликову предстояло провести не один месяц на больничной койке.
Напился в тот день и Вува, взяв на сторублёвку пять бутылок самогонки и выпросив у Вальки Будун полбуханки хлеба с парой луковиц на закуску. Гуляй, рванина! День прошёл – и хрен с ним…
А жизнь-то она что… Как река… Течёт себе и течёт. Хочешь ты по ней плыть или нет.
***
Холодно. Надо бы встать и пойти куда-нибудь погреться, чтоб не окочуриться, а он всё сидел на привокзальной скамейке и одним глазом пытался наблюдать, как ветер-шалунишка, забавляясь, гонит по огромной луже жёлтый осиновый листок. Будь у него оба глаза нормальные, Вува бы вовсе не сидел здесь и не смотрел на этот грёбаный листок – чтоб он утонул к едрене фене! - а шёл бы себе куда-нибудь… или сидел в тепле, водочку пил… но…
В который раз он с уважением, почти с благоговением, охватывает ладонью шишку в пол-лица, напрочь замуровавшую собою левый глаз. В который раз пытается вспомнить события вчерашнего вечера… или ночи… И в который раз мысли обречённо вязнут в плотном тумане беспамятства.
«Идиот! Надо же было так набраться! Ну, с глазом всё понятно – сам скорее всего напросился… Карахтер… Через губу плюнуть не в состоянии, и всё равно куда-то влезть надо! С кем же я сидел? Ё моё, у кого?! Плохо-то как, а! Похмелиться бы чем!..» Воображение услужливо рисует искрящуюся в стопарь струйку из горлышка бутылки. Боцман разливает на глаз по-аптекарски точно… Водка без пива – деньги на ветер! Тут же полторашка «Арсенального» из ведра с холодянкой! А по-о-том си-га-ре-ту-у…
…Но та же лужа, тот же ветер…
«Стоп, а где листок?! Ага!!! Доплыл листочек, добарахтался до берега! Значит, всё будет хорошо!»
Июнь 2007 г.
Отредактировано Серёга (2013-01-14 18:00:19)